Эта искренность повергла Сефироса в приступ отличного детского гогота. Просмеявшись от души, он поднял взгляд на прирождённого комика, который даже не догадывался, видимо, об этом своём таланте.
- Нехорошо говорить "А" и не говорить "Б", Винсент Валентайн. Что это за ребячество? Забыли то, о чём мы говорили буквально пять минут назад? Как только о Вашем визите в корпорацию станет известно руководящим ею чинам, судьба Ваша уже будет предопределена. Вас убьют, либо сгнобят в очередном эксперименте всё того же Научного Отдела. Или Вы думаете что профессор немедля заключит Вас в дружеские объятия и предложит вернуться к нему на старую должность телохранителя? Конечно, сейчас Вы начнёте говорить, что это уже, как бы, не моя забота, что раз уж я пришёл, то поговорю во что бы то ни стало и прочее из Ваших старых бла-бла-бла. Но у меня есть к этому разговору определённые личные надежды и требования, в рамках которых он должен происходить. Например камеры, Винсент Валентайн. Как Вы, должно быть, заметили, они сейчас отчего-то не работают. А ведь подобный допрос столь интересного субъекта был бы наверняка интересен многим другим людям в компании. Почему же они отключены? Ответ прост: я так пожелал. Не стоит заблуждаться, полагая, будто наш разговор уже свернул в то русло, где Вы вправе заново начать выкачку прав суверенной личности. Шин-ре на эти права всегда было начхать. Но я ведь хочу помочь Вам, Винсент Валентайн. И это на самом деле так.
Сефирос прикрыл ноут и взял со стола стакан с питьевой водой.
- Только помочь в том виде, в каком сочту нужным помочь. Я уже устал говорить одно и то же. Вы можете принять мои условия, но можете не принимать их. В этом случае Вы умрёте здесь и умрёте очень быстро. Ведь у меня действительно полно дел.
